Оптинские старцы

Монашество есть блаженство, какое только возможно для человека на земле, выше этого блаженства нет ничего. И это потому, что монашество дает ключ ко внутренней жизни. Блаженство внутри нас, надо только открыть его. Полное блаженство на небе, в будущей жизни оно только продолжается…

Святой Иоанн Лествичник говорит: «Ангелы — свет монахам, монахи — свет миру». Вспомните, что мы должны быть светом миру, что наше грядущее назначение — быть царями и священниками. Вспомните, как милостив Господь, призвавший нас в эту святую обитель. Сами посудите, ка­кие дела мы творили, как жили до призвания нашего сю­да, в эту святую обитель…

<У Игнатия Брянчанинова> все на одном и том же, на молитве Иисусовой. Какая ширина! Теперь вы видите это. А прежде, может быть, видели в монашестве, как и боль­шинство мирских, одну редьку, квас и глубочайшее неве­жество. Да и понятно. «Чашу жизни вкусите и видите, яко благ Господь». Да, надо вкусить, и тогда уже увидишь, какое блаженство…

Бояться надо только греха… А боязливых, сказано в Священном Писании, не любит Бог (Ср.: Сир. 2, 12), монах не должен быть боязлив, труслив, а должен возлагать на Бога надежду. Почему Бог не любит боязливых и трусли­вых? Потому что они близки к унынию, отчаянию, а это смертные грехи; боязливый и трусливый — на краю про­пасти. Истинный монах должен быть чужд такого устрое­ния…

В Святом Писании, например, в Апокалипсисе и даже в Ветхом Завете, встречается слово «острова». Например, и острова будут уповать на Бога… (Ис. 51, 5). Как «ост­рова» могут уповать? Под словом «острова» разумеются монастыри. А означает весь текст то, что к пришествию антихриста разве в монастыре еще сохранится вера…

…Вы пришли сюда искать Бога, и все ищут Бога. Найти Бога — это цель монашеской жизни… можно и жить в монастыре, да не быть монахом, ничего не достигнуть… Все ищут Бога. Вот и художники в области поэзии, живописи, особенно музыки, — все желают найти Бога. Да не так искали. Как искать Бога? Соблюдением заповедей, особенно смирением, поступать в монастырь. А они не хотели соблю­дать заповеди, особенно не хотели смиряться, хотели пройти как-либо переулками, поближе, покороче. Знаете стихотворение Пушкина «Пророк»? Там он говорит: «В пустыне мрачной я влачился». Пустыня — это жизнь, он это понимал, что жизнь — пустыня. Влачился, да прямо ползал всем телом. Далее: «И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился». Затем Пушкин рисует картину посвящения ветхо­заветного пророка. Кажется, говорится так, что он постиг и «Херувимов горнее стремленье и гад морских подводный ход». Ангелы чисты, они только «горняя мудрствуют». А у нас есть и гад морских подводный ход. Эти два течения идут в нас параллельно. Но должно стараться только «горняя мудр­ствовать». Это не сразу достигается, а только ход морских будет все тише, и можно достигнуть того, что будет только одно горнее стремленье, а те гады нырнут в бездну и исчезнут. Да, этого можно достигнуть. Вот, я вам и гово­рю: смиряйтесь и смиряйтесь.

Вопрос: «Меня иногда смущали мысли о том, что мона­шество уклонилось от своего идеала». Ответ: «Да, да уклонилось, однако диаволу и это не очень нравится, коли он так восстает против современно­го монашества. Этим монашеством держится весь мир. Когда монашества не будет, то настанет Страшный Суд».

…Иночество есть великое безбрежное море, исчерпать или переплыть его невозможно. Это непонятно человеку, не вступающему на этот путь, практика нужна. Пред вами огромная завеса, и она начинает перед вами с нижнего уголка чуть-чуть приподниматься. Вся мудрость земная, правда, имеет некоторый смысл и цель, главным образом, для доставления удобств в земной плотской жизни, по срав­нению же с иночеством есть ничто, или лучше сказать, копейка по сравнению с миллиардом рублей. Один извест­ный мне человек, высокообразованный, получивший евро­пейское образование, был в Московском университете, и в Лондоне, и в Париже. Поступив в монастырь, он пишет своему мирскому другу, товарищу по учению, что он до сих пор ничего не понимал. Так дивно глубок смысл иноче­ства. А назначение инока еще выше.

…Монашество есть внешнее и внутреннее. Миновать внешнее нельзя, но и удовлетвориться им одним тоже нельзя. Одно внешнее без внутреннего даже приносит вред. Внешнее монашество можно уподобить вспахиванию земли. Сколько ни пахай — ничего не вырастет, если ниче­го не посеешь. Вот внутреннее монашество и есть сеяние, а пшено — молитва Иисусова. Молитва освещает всю внут­реннюю жизнь монаха, дает ему силу в борьбе, в особенности она необходима при перенесении скорбей и искушений…

Кому что дано: кому деятельность, кому безмолвие, да­ров Божиих много. Преподобному Арсению дано было равноангельское житие, служить Богу в безмолвии. Другие, наоборот, служат Богу в кипучей деятельности. Но уподоб­ляются зарывающим свой талант те, которые отказывают­ся от того, куда их поставляют согласно воле Божией. Так вот, и я стою на этом месте. Боюсь отказываться. Отец Архимандрит мне говорил: «А перенесете ли вы то, что может быть, если вы откажетесь?» Вот я и стою…